Дорогие друзья, коллеги!
Сердечно поздравляем вас с Наступающим Рождеством и предлагаем вашему вниманию рождественские зарисовки наших авторов.

Снег, на землю опускаясь,
в танце крУжится
И на плечи нам ложится тонким кружевом.
Загораются рождественские звёзды -
И витает радость в воздухе морозном. В Рождество Христово Бог прощает грешников -
Пробуждается душа, как воды вешние.
Наполняются любовью недра сердца -
Одаряя милосердием владельца. Ночь рождественская тёплая и нежная.
Мы встречаем праздник светлыми надеждами:
В чистом воздухе витает упованье,
И становятся
реальностью желания.

Вселенная в мгновенье замирает.
Всё это происходит неспроста.
Звезда в бескрайнем небе засияет
В священный миг рождения Христа. В морозный день пушистый снег искрится.
Любовь и радость наполняют дом.
Повсюду люд крещёный веселится.
Я поздравляю всех сегодня с Рождеством!

Рецепт
Очнувшись посреди зимы,
меж орифмлённых строчек,
в хандре земной не знали мы,
что этот мир просрочен. Что вот уже пришёл январь,
и поднимает молот,
и закаляет мир, как сталь,
бросая в лёд и холод. От лета лишь глоток тепла –
здесь, в левом подреберье,
и доктор зиму прописал,
снега, режим постельный. Вид нужен свежий из окна
как белая простынка,
щепотка Рождества, вино,
лимона половинка. Пожалуй, нужно просто спать,
читать стихи устало
и сны себе в офлайн качать,
накрывшись одеялом.

Предрождественское из детства
Вьюжит предрождественской метелью,
Снега намело – до самых крыш!
И дороги – белые туннели, –
Ничего вокруг не разглядишь! Дом украшен. Вкусно пахнет елью,
Цитрусом и сладким пирогом.
Даже в повседневной канители
Дом окутан маминым теплом. Папа, как лошадка, впрягся в сани, –
Быстро мчит! Из-под полозьев снег.
И звенит бубенчиком хрустальным
Наш весёлый беззаботный смех.

Ледяные узоры детства
…Заиндевелые узоры на окнах детства… Сквозь сахарные цветы морозной кисеи искрами бьёт в глаза солнечный свет, дробясь в ледяных кристаллах многоцветием радуги. Отчего теперь окна не покрывает ледяная сказка?..
…Из валенок, оставленных у порога, торчат самодельные свёртки. А в них сладости: они кажутся настоящим объеденьем, хоть и сделаны мамой втайне от нас из абрикосовых косточек и жжёного сахара. Других рождественских угощений нет. На дворе пе-ре-строй-ка…Девяностые…
Мы громоздим с братишкой диванные подушки и поочерёдно скатываемся по ним, словно с горки, дружно хохоча. А ещё братишка любит играть в войну. Он берёт меня в плен, а мне нравится!.. Он старший. Но я делаю вид, что не хочу с ним играть. Просто так. Чтобы подразнить его. Пусть поупрашивает меня хоть чуть-чуть…
Но когда наконец в зале поставят ёлку, мы будем наперебой загадывать, на какой ветке матрёшка или заснеженный шарик…Новогодние вечера всегда самые загадочные. Весь дом погружается в сказку. Пусть подольше продлится она – сказка нашего дома за ледяными оконными узорами детства.

Покой
Ольга закуталась в старую шаль матери. Только в рождественские каникулы ей удалось остаться одной. Осень и зима выдались очень тяжёлыми. Мать слегла в сентябре: обессилела вместе с осенним листопадом, и ушла, как упала, с последними листьями в заиндевевшую землю в ноябре. Боль утраты ещё не могла подлечиться временем, слишком рано. Сороковой день был только вчера.
Она сидела в пустой маминой квартире. После тяжести поминок, когда день провела со старушками, а вечер с роднёй и тарелками, ей очень сложно было заставить себя прочитать в последний раз Псалтирь. Благо, муж забрал сына домой, и суета отошла совсем. Только еловая веточка, принесённая для неё Костиком, дышала на неё праздником и смолой.
Канун Рождества, а праздник оставался для Ольги где-то далеко-далеко, в тридесятом царстве.
Древние слова молитв проворачивались языком как маленькие камушки, иногда мало понятно бумкали в тишине. Но боль в сердце несколько успокаивалась только в эти минуты, как будто кто-то брал сердце в ладонь и обнимал его. Ольга стояла у маминых икон, и вечность смотрела на неё ликами образов. Там были уже и мать, и отец, и брат. Брат и отец погибли трагически много лет назад. Мать осталась дышать здесь, тихо дожидаясь дня, когда дышать уже больше будет не нужно.
Но почему-то весь этот год Ольга вспоминала только одно происшествие – глупое, из запылённых воспоминаний детства, случившееся незадолго до автокатастрофы. В деревне у бабушки они с братом играли в «Царь горы». Олег залез тогда на кучу хлама и не пускал на неё Ольгу. А она, младшая, пыхтела и карябалась, но сделать ничего не могла. Расплакавшись и разозлившись, схватила пустую бутылочку из-под шампуня и запустила ею в брата. Та попала ему в лицо и разбила губу. В общем-то, обычная детская ссора… Но чувство вины за когда-то причинённую боль не давала Ольге покоя.
В тишине мысли уходили в сторону, и вновь возвращали прошлое. Надо было перебрать ещё один шкаф, чтобы отложить ненужное. Вещи матери Ольга раздала недели две назад, остались только книги. Она села на пол и открыла дверки шкафа. Взгляд упал на детские книги – её детские книги.
– Привет, Малыш! – рука сама протянулась к книге «Малышу и Карлсону», их с братом любимую. – Скоро тебя отвезут в детский дом. Ты слишком долго был без компании.
Чёрно-белые картинки были похожи на такое же чёрно-белое кино, старое, как и её воспоминания, которые, приближаясь, казались живыми, но дотронуться до них уже было нельзя.
Между страниц показался уголок пожелтевшей тетрадной бумаги. Ольга открыла и увидела аккуратные буквы детского почерка брата.
«Мама, – («Запятая пропущена,» – автоматически подумала Ольга), – здравствуй!
Ты не волнуйся. Горло у меня больше не болит. То мороженое, которое я купил на сдачу, просто было очень холодное. Цыплята очень смешные, жёлтые и тёплые. Пищат. Я их случайно залил водой из поилки. С Олей тоже всё хорошо. В этом году она зелёные яблоки больше не ест. Я тут был царь-горы и её на гору не пускал. Она так расплакалась сильно. Мне даже жалко её стало, и стыдно. Она все коленки расцарапала. А бабушка сварила много воренья, мы его скоро привезём. Олег»
На сердце у неё стало тихо-тихо.
Так и не встав с колен, Ольга вытирала слёзы. Они текли долго. Потом она поднялась и подошла к окну.
«Рукописи не горят», – почему-то подумалось ей.
На окне стояла еловая веточка. Она положила на неё этот тетрадный лист:
– Здравствуй, Покой!